Гесиод ("Труды и дни"):
Тот -- наилучший меж всеми, кто всякое дело способен
Сам обсудить и заране предвидит, что выйдет из дела.
Чести достоин и тот, кто хорошим советам внимает.
Кто же не смыслит и сам ничего и чужого совета
К сердцу не хочет принять -- совсем человек бесполезный.
. . .
И на чреватое судно всего не грузи, что имеешь;
Большую часть придержи, нагрузи же лишь меньшую долю:
Страшно несчастью подпасть на волнах многобурного моря.
Страшно, когда на телегу чрезмерную тяжесть наложишь,
Н переломится ось под телегой, и груз твой погибнет.
Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай.
. . .
В дом свой супругу вводи, как в возраст придешь подходящий.
До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли:
Лет тридцати ожениться -- вот самое лучшее время.
Года четыре пусть зреет невеста, женитесь на пятом.
Девушку в жены бери -- ей легче внушить благонравье.
Взять постарайся из тех, кто с тобою живет по соседству.
Все обгляди хорошо, чтоб не на смех соседям жениться.
Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете,
Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей,
Жадной сластены. Такая и самого сильного мужа
Высушит пуще огня и до времени в старость загонит.
. . .
Также не ставь никогда наравне товарища с братом.
Раз же, однако, поставил, то зла ему первым не делай
И не обманывай, чтобы язык потрепать. Если ж сам он
Первый тебя обижать или словом начнет, или делом,
Это попомнив, вдвойне отплати ему. Если же снова
В дружбу с тобой он захочет вступить и обиду загладить,
Не уклоняйся: друзей то и дело менять не годится.
Только чтоб видом наружным не ввел он тебя в заблужденье!
. . .
Если и малое даже прикладывать к малому будешь,
Скоро большим оно станет; прикладывай только почаще.
Жгучего голода тот избежит, кто копить приучился.
. . .
Брать -- хорошо из того, что имеешь. Но гибель для духа
Рваться к тому, чего нет. Хорошенько подумай об этом.
. . .
Слыть нелюдимым не надо, не надо и слыть хлебосолом;
Бойся считаться товарищем злых, ненавистником добрых.
. . .
Также людей не дерзай попрекать разрушащей душу,
Гибельной бедностью: шлют ее людям блаженные боги.
. . .
Лучшим сокровищем люди считают язык неболтливый.
Меру в словах соблюдешь -- и всякому будешь приятен;
Станешь злословить других -- о себе еще хуже услышишь.
* * *
Овидий об отношениях с женщинами ("Наука любви"):
... дни рожденья и прочие сроки подарков --
Это в уделе твоем самые черные дни.
Как ни упрямься дарить, а она своего не упустит:
Женщина средство найдет страстных мужчин обобрать.
Вот разносчик пришел, разложил перед нею товары,
Их пересмотрит она и повернется к тебе,
'Выбери,- скажет,- на вкус, посмотрю я, каков ты разборчив'
. . .
И не жалей обещаний: они ведь нимало не стоят --
Право, каждый бедняк этим товаром богат.
Тот, кто поверил хоть раз, неустанно питает надежду:
Лжива богиня надежд, но без нее не прожить.
Если принес ты подарок -- тебя уже может и бросить
Женщина: взятое -- с ней, и не упущена дань.
Если же ты не принес -- будет ждать и надеяться будет:
Так над бесплодной землей дольше томится мужик,
Так проигравший игрок снова ставит, и снова теряет,
И простирает опять жадные руки к игре.
Вот задача, вот труд: без подарка добиться успеха!
. . .
Римские юноши, вам говорю: не гнушайтесь наукой
Той, что учит в суде робких друзей защищать!
Ибо не только народ, не только судья и сенатор,
Но и подруга твоя сдастся на красную речь.
. . .
Перстень железный, и тот за годы сотрется на пальце,
И заостренный сошник сточит за годы земля;
Что есть тверже скалы, что мягче текучей водицы?
А ведь и твердый утес мягкая капля долбит.
Будь терпелив, и ты победишь самое Пенелопу --
Поздно пал Илион, поздно, а все-таки пал.
. . .
Не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки,
Пальцев тонких изгиб, ножки-малютки следок.
Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада:
Каждая собственный вид ценит превыше всего.
. . .
Путь к овладенью -- мольба. Любит женщина просьбы мужские --
Так расскажи ей о том, как ты ее полюбил.
Сам преклонялся с мольбой Юпитер, сходя к героиням,
Из героинь ни одна первой его не звала.
Если, однако, почувствуешь ты, что мольбы надоели,
Остановись, отступи, дай пресыщеныо пройти.
Многим то, чего нет, милее того, что доступно:
Меньше будешь давить -- меньше к тебе неприязнь.
И на Венерину цель не слишком указывай явно:
Именем дружбы назвав, сделаешь ближе любовь.
Сам я видал, как смягчались от этого строгие девы
И позволяли потом другу любовником стать.
. . .
Мера есть и питью -- указать ее вовсе не трудно:
Пусть голова и нога будут послушны тебе!
Больше всего берегись за вином затевать перебранку,
Бойся волю давать рвущимся к бою рукам:
Евритион нашел себе смерть в неразумной попойке,
Нет, за столом и вином легкая резвость милей.
Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы,
Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить.
Истое пьянство вредит, но мнимое даже полезно:
Пусть заплетется язык, пусть залепечется речь,
Что б ты теперь ни сказал и ни сделал не в меру ретиво --
Все для тебя не в упрек: скажут, виновно вино.
. . .
Лучше всего привлекает сердца обходительность в людях,
Грубость, наоборот, сеет вражду и войну.
Ястреба мы ненавидим за клюв его дерзкий и коготь,
И ненавидим волков, хищников робких овец;
Но безопасно от нас кротких ласточек быстрое племя
И хаонийский летун, башен высоких жилец.
Прочь, злоязычная брань, исчезни, вредная ссора!
Сладкие только слова милую нежат любовь.
И т. д.
* * *
Лукиан о том, как стать известным мастером устного слова
("Учитель красноречия"):
"Итак, возьми с собою прежде всего запас невежества, затем --
самоуверенности да еще наглости и беззастенчивости. Стыд, прили-
чие, скромность, способность краснеть оставь дома, -- это все
бесполезно и даже вредит делу. Уменье кричать как можно громче,
и распевать без стыда, и выступать походкой, подобной моей, --
вот что единственно необходимо, а подчас и совершенно достаточно.
И платье должно быть у тебя цветистое и яркое..."
"Пусть за тобой следует толпа народу, -- непременно держи
книжку в руке."
"Итак, прежде всего, надо особенно позаботиться о своей наруж-
ности и о том, чтобы плащ твой был накинут красиво. Потом, набрав
отовсюду пятнадцать-двадцать, не больше, аттических слов и тща-
тельно их затвердив, держи их всегда наготове на кончике языка и,
будто сладким порошком, посыпай ими всякую речь, не заботясь
нисколько об остальном, даже если одно будет несходно с другим и
разнородно и несозвучно. Лишь бы плащ был пурпурным и ярким..."
"Затем -- непонятные и странные речения и выражения, лишь из-
редка употреблявшиеся старинными писателями, собери в кучу, чтобы
всегда быть готовым выстрелить ими в своих слушателей. Тогда
толпа будет взирать на тебя с изумлением и думать, что ты далеко
превосходишь ее образованием, если баню станешь называть купелью,
солнце -- Ярилом, кунами -- деньги и утро -- денницей. Иногда же
и сам сочиняй новые и неслыханные слова, сам издавай соответст-
венные законы для речи..."
* * *
"Поучение владимира мономаха":
"Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому
учитесь - как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и
честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то
забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не
ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не
застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и
все добрые мужи совершенные. На заутрени воздавши богу хвалу,
потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью
прославить бога и сказать: 'Просвети очи мои, Христе боже, давший
мне свет твой дивный!' И еще: 'Господи, умножь годы мои, чтобы
впредь, в остальных грехах моих покаявшись, исправил жизнь свою';
так я хвалю бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или
собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани,
или лечь спать. Спанье в полдень назначено богом; по этому
установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди."
* * *
Вильям Шекспир ("Гамлет, принц датский", напутствие Полония
его сыну Лаэрту):
Держи подальше мысль от языка,
А необдуманную мысль -- от действий.
Будь прост с другими, но отнюдь не пошл.
Своих друзей, их выбор испытав,
Прикуй к душе стальными обручами,
Но не мозоль ладони кумовством
С любым беспёрым панибратом. В ссору
Вступать остерегайся; но, вступив,
Так действуй, чтоб остерегался недруг.
Всем жалуй ухо, голос -- лишь немногим;
Сбирай все мненья, но свое храни.
Шей платье по возможности дороже,
Но без затей -- богато, но не броско:
По виду часто судят человека;
А у французов высшее сословье
Весьма изысканно и чинно в этом.
В долг не бери и взаймы не давай:
Легко и ссуду потерять, и друга,
А займы тупят лезвие хозяйства.
Но главное: будь верен сам себе;
Тогда, как вслед за днем бывает ночь,
Ты не изменишь и другим.
* * *
Вильям Шекспир ("Укрощение строптивой", речь Катарины о
правильном поведении жены по отношению к мужу):
...Ну, не хмурь сурово брови
И не пытайся ранить злобным взглядом
Супруга твоего и господина.
Гнев губит красоту твою, как холод -
Луга зеленые; уносит славу,
Как ветер почки. Никогда, нигде
И никому твой гнев не будет мил.
Ведь в раздраженье женщина подобна
Источнику, когда он взбаламучен,
И чистоты лишен, и красоты;
Не выпьет путник из него ни капли,
Как ни был бы он жаждою томим.
Муж - повелитель твой, защитник, жизнь,
Глава твоя. В заботах о тебе
Он трудится на суше и на море,
Не спит ночами в шторм, выносит стужу,
Пока ты дома нежишься в тепле,
Опасностей не зная и лишений.
А от тебя он хочет лишь любви,
Приветливого взгляда, послушанья -
Ничтожной платы за его труды.
Как подданный обязан государю,
Так женщина - супругу своему.
Когда ж она строптива, зла, упряма
И не покорна честной воле мужа,
Ну чем она не дерзостный мятежник,
Предатель властелина своего?
За вашу глупость женскую мне стыдно!
Вы там войну ведете, где должны,
Склонив колена, умолять о мире;
И властвовать хотите вы надменно
Там, где должны прислуживать смиренно.
Не для того ль так нежны мы и слабы,
Не приспособлены к невзгодам жизни,
Чтоб с нашим телом мысли и деянья
Сливались в гармоничном сочетанье.
Ничтожные, бессильные вы черви!
И я была заносчивой, как вы,
Строптивою и разумом и сердцем.
Я отвечала резкостью на резкость,
На слово - словом; но теперь я вижу,
Что не копьем - соломинкой мы бьемся,
Мы только слабостью своей сильны.
Чужую роль играть мы не должны.
Умерьте гнев! Что толку в спеси вздорной?
К ногам мужей склонитесь вы покорно;
И пусть супруг мой скажет только слово,
Свой долг пред ним я выполнить готова.
* * *
Нуриддин Абдуррахман ибн Ахмад Джами (1414-1492):
Пять важных правил в жизни соблюдай
И на земле увидишь светлый Рай:
В делах мирских не возмущай покой,
Зря не рискуй своею головой,
Здоровье береги, как редкий клад,
Живи в достатке, но не будь богат,
И пусть приходит разделить досуг
К тебе надежный и сердечный друг.
* * *
Даниэль Дефо ("Робинзон Крузо"):
"Стоит только понаблюдать, уверял меня отец, и я пойму, что
все жизненные невзгоды распределены между высшими и низшими
классами и что реже всего их терпят люди умеренного достатка,
не подверженные стольким превратностям судьбы, как высшие и
низшие круги человеческого общества; даже от недугов, телесных
и душевных, они защищены больше, чем те, у кого болезни порож-
даются либо пороками, роскошью и всякого рода излишествами, либо
изнурительным трудом, нуждой, скудной и дурной пищей, и все их
недуги не что иное, как естественные последствия образа жизни.
Среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету
всех добродетелей и всех радостей бытия; мир и довольство --
слуги его; умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие
духа, общительность всевозможные приятные развлечения, всевозмож-
ные удовольствия -- его благословенные спутники. Человек среднего
достатка проходит свой жизненный путь тихо и безмятежно, не обре-
меняя себя ни физическим, ни умственным непосильным трудом, не
продаваясь в рабство из-за куска хлеба, не мучаясь поисками выхо-
да из запутанных положений, которые лишают тело сна, а душу --
покоя, не страдая от зависти, не сгорая втайне огнем честолюбия.
Привольно и легко скользит он по жизни, разумным образом вкушая
сладости бытия, не оставляющие горького осадка, чувствуя, что он
счастлив, и с каждым днем постигая этоо все яснее и глубже."
. . .
"Дурное употребление материальных благ часто является вернейшим
путем к величайшим невзгодам."
. . .
"...и всё оттого, что меня одолевало жгучее желание обогатиться
скорее, чем допускали обстоятельства. Таким образом, я вверг себя
в глубочайшую бездну бедствий, в какую, вероятно, не попадал еще
ни один человек и из какой едва ли можно выйти живым и здоровым."
* * *
"Юности честное зерцало":
"Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи
себя в порядке по сему правилу: в первых обрежь свои ногти да не
явится яко бы оныя бархатом обшиты, умой руки и сяди благочинно,
сиди прямо и не хватай первой в блюдо, не жри как свинья, и не
дуй в ушное, чтоб везде брызгало, не сопи егда яси, первой не
пии, будь воздержан, избегай пьянства, пии, и яждь сколько тебе
потребно, в блюде будь последний, когда часто тебе предложат, то
возьми часть из того, протчее отдай Другому, и возблагодари ему.
Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай.
Когда тебе пить, не утирай (рта) губ рукою, но полотенцем, и не
пии, пока еще пищи не проглотил. Не облизывай перстов и не грызи
костей, но обрежь ножем. Зубов ножем не чисти, но зубочисткою, и
одною рукою прикрой рот, когда зубы чистишь, хлеба приложа к
грудям не режь, еж что пред тобою лежит, а инде не хватай. Ежели
перед кого положить хощешь, не примай перстами, как некоторый
народы ныне обыкли. Над ествою не чавкай, как свинья, и головы не
чеши, не проглотя куска, не говори, ибо так делают крестьяне.
Часто чихать, сморкать кашлять не пригожо. Когда яси яйцо, отрежь
напред хлеба, и смотри, чтоб при том не вытекло, и яждь скоро.
Яишной скорлупы не разбивай, и пока яси яйцо, не пии, между тем
не замарай скатерти, и не облизывай перстов, около свое тарелки
не делай забора из костей, корок хлеба и протчаго. Когда
перестане ясти, возблагодари бога, умой руки и лице и выполощи
рот."
* * *
Бомарше ("Безумный день, или женитьба Фигаро"):
"Я находился в толпе людей темного происхождения, и ради одного
только пропитания мне приходилось выказать такую осведомленность
и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для
управления Испанией. А вы еще хотите со мною тягаться... (...)
Неизвестно чей сын, украденный разбойниками, воспитанный в их
понятиях, я вдруг почувствовал к ним отвращение и решил идти
честным путем, и всюду меня оттесняли! Я изучил химию, фармацев-
тику, хирургию, и, несмотря на покровительство вельможи, мне с
трудом удалось получить место ветеринара. В конце концов мне
надоело мучить больных животных, и я увлекся занятием противопо-
ложным: очертя голову устремился к театру. Лучше бы уж я повесил
себе камень на шею. Я состряпал комедию из гаремной жизни. Я по-
лагал, что, будучи драматургом испанским, я без зазрения совести
могу нападать на Магомета. В ту же секунду некий посланник...
черт его знает чей... приносит жалобу, что я в своих стихах
оскорбляю блистательную Порту, Персию, часть Индии, весь Египет,
а также королевства: Барку, Триполи, Тунис, Алжир и Марокко. И
вот мою комедию сожгли в угоду магометанским владыкам, ни один
из которых, я уверен, не умеет читать и которые, избивая нас до
полусмерти, обыкновенно приговаривают: 'Вот вам, христианские
собаки!' Ум невозможно унизить, так ему отмщают тем, что гонят
его. Я пал духом, развязка была близка: мне так и чудилась гнус-
ная рожа судебного пристава с неизменным пером за ухом. Трепеща,
я собираю всю свою решимость. Тут начались споры о происхождении
богатств, а так как для того, чтобы рассуждать о предмете, вовсе
не обязательно быть его обладателем, то я, без гроша в кармане,
стал писать о ценности денег и о том, какой доход они приносят.
Вскоре после этого, сидя в повозке, я увидел, как за мной опус-
тился подъемный мост тюремного замка, а затем, у входа в этот
замок, меня оставили надежда и свобода. Как бы мне хотелось,
чтобы когда-нибудь в моих руках очутился один их этих временщи-
ков, которые так легко подписывают самые беспощадные приговоры,
-- очутился тогда, когда грозная опала поубавит в нем спеси! Я бы
ему сказал... что глупости, проникающие в печать, приобретают
силу лишь там, где их распространение затруднено, что где нет
свободы критики, там никакая похвала не может быть приятна и что
только мелкие людишки боятся мелких статеек. Когда им надоело
кормить неизвестного нахлебника, меня отпустили на все четыре
стороны, а так как есть хочется не только в тюрьме, но и на воле,
я опять заострил перо и давай расспрашивать всех и каждого, что в
настоящую минуту волнует умы. Мне ответили, что, пока я пребывал
на казенных хлебах, в Мадриде была введена свободная продажа
любых изделий, вплоть до изделий печатных, и что я только не имею
права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравст-
венности, должностных лиц, благонадежных корпораций, Оперного
театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к
чему-либо отношение, -- обо всем же остальном я могу писать
совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров. Охваченный
желанием вкусить плоды строль отрадной свободы, я печатаю объяв-
ление о новом повременном издании и для пущей оригинальности
придумываю ему такое нахзвание: Бесполезная газета. Что тут под-
нялось! На меня ополчился легион газетных щелкоперов, меня закры-
вают, и вот я опять безо всякого дела. Я был на краю отчаяния,
мне сосватали было одно местечко, но, к несчастью, я вполне к
нему подходил. Требовался счетчик, и посему на это место взяли
танцора. Оставалось идти воровать. Я пошел в банкометы. И вот
тут-то, изволите ли видеть, со мною начинают носиться, и так
называемые ПОРЯДОЧНЫЕ люди гостеприимно открывают передо мной
двери своих домов, удерживая, однако ж, в свою пользу три чет-
верти барышей. Я мог бы отлично опериться, я уже начал понимать,
что для того, чтобы нажить состояние, не нужно проходить курс
наук, а нужно развить в себе ловкость рук. Но так как все вокруг
меня хапали, а честности требовали от меня одного, то пришлось
погибать вторично. На сей раз я вознамерился покинуть здешний
мир, и двадцать футов воды уже готовы были отделить меня от него,
когда некий добрый дух призвал меня к первоначальной моей дея-
тельности. Я снова взял в руки бритвенный прибор и английский
ремень и, предоставив дым тщеславия глупцам, которые только им
и дышат, а стыд бросив посреди дороги, как слишком большую обузу
для пешехода, заделался бродячим цирюльником и зажил беспечною
жизнью."
* * *
А. С. Пушкин (письмо брату, сентябрь или октябрь 1822 г.):
"Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно
же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы
они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады
унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем."
"Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение,
если оно будет тобой овладевать: люди этого не понимают и охотно
принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по
себе."
"Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего -- преда-
тельство. -- Избегай покровительства, потому что это порабощает
и унижает."
"Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня
не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких
иллюзий. То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совер-
шенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину,
тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой
обезьяны XVIII столетия (...)"
"Никогда не забывай умышленной обиды, -- будь немногословен или
вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление."
"Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать,
не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность:
цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между
тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и
достойным презрения."
"Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так
ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности
вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым."
* * *
Иван Бунин делится, как Алексей Толстой ("Третий Толстой")
поучал его:
"Никогда ничего путного не выйдет из вас в смысле житейском, не
умеете вы себя подавать людям! Вот как, например, невыгодно оде-
ваетесь вы. Вы худы, хорошего роста, есть в вас что-то старинное,
портретное. Вот и следовало бы вам отпустить длинную узкую бород-
ку, длинные усы, носить длинный сюртук, в талию, рубашки голланд-
ского полотна с этаким артистически раскинутым воротом, подвязан-
ным большим бантом черного шелка, длинные до плеч волосы на пря-
мой ряд, отрастить чудесные ногти, украсить указательный палец
правой руки каким-нибудь загадочным перстнем, курить маленькие
гаванские сигаретки, а не пошлые папиросы... Это мошенничество,
по-вашему? Да кто ж теперь не мошенничает так или иначе, между
прочим и наружностью! Ведь вы сами об этом постоянно говорите! И
правда -- один, видите ли, символист, другой -- марксист, третий
-- футурист, четвертый -- будто бы бывший босяк... И все наряже-
ны: Маяковский носит женскую желтую кофту, Андреев и Шаляпин --
поддевки, русские рубахи навыпуск, сапоги с лаковыми голенищами,
Блок бархатную блузу и кудри... Все мошенничают, дорогой мой!"